И Сари просто не понимает, каково это – смотреть на чужое детство, завидуя его беспечности и яркости. Не понимает… Эй, так вот в чем дело!
– У Вас нет ни братьев, ни сестер? И… мамы тоже нет?
Девчонка упрямо надула губы:
– Нет. Ну и что? Вот только не надо теперь меня жалеть!
– Я и раньше не жалел, и теперь не собираюсь, можете не волноваться.
– Не жалел?
– Ни капельки.
– А зачем же тогда пошел в тот квартал за мной?
Неглупый вопрос. Но что на него ответить? Признаться в собственной дурости или же попробовать наставить ребенка на путь истинный? Наставить, пока не стало слишком поздно.
– Я уже говорил: хозяин дома обязан заботиться о безопасности своих гостей.
– Но тогда ты еще не считал меня гостьей!
Права, язва. Но у меня опыта в словесных баталиях все же немножко больше:
– Я – нет. Дом – да.
Чернущие ресницы растерянно хлопают:
– Как это?
– Очень просто: когда Вы надели ремешок с печатью владельца дома, стали частью мэнора, и он принял Вас под свое покровительство, о чем не преминул сообщить мне.
– Сообщить?
– Конечно.
– Но как?
Все, попалась на удочку. Самый верный способ избежать поворота в неугодном направлении, это самому взяться за вожжи и править повозкой беседы. Говоря проще, если вам не хочется отвечать на некоторые вопросы, заинтересуйте собеседника чем-нибудь другим. Например, простыми, но мало кому известными чудесами:
– Каждый камень этого дома несет на себе тепло человеческих рук, сложивших стены, а вместе с этим теплом и частички души, которую каменщики ненамеренно, но щедро дарили своему творению. Окна и двери получили тот же дар от деревянщиков, ковры и гобелены – от ткачей, столы, кресла и шкафы – от мебельщиков. Каждый предмет под этой крышей был создан человеком, а человек, как Вы понимаете, существо вовсе не бездушное… Хотя некоторые и не хотят признаваться в том, что имеют душу. Так вот, все эти частички, тени и шорохи постепенно сливаются в единое целое, и дом становится живым, как мы с вами. Что же тогда удивительного я сказал? Печать на браслете передала мэнору тревожную весть, а уж он приложил усилия, чтобы встревожить меня.
Девчонка слушала внимательно, даже слишком: как я ни пытался увести ее мысли на другую тропинку, направление выбрал неудачно. Для себя самого.
– У тебя он тоже есть?
– Кто?
– Такой браслет.
О Хаос, Вечный и Нетленный… До каких же пор мой язык будет оставаться дурным?! Сейчас бы солгать, наплести с три короба, вот только… Молчать не люблю, а лгать – ненавижу.
– У меня нет браслета.
– А как же тогда ты смог понять тревогу дома?
– Есть кое-что другое. Не браслет.
– А что есть?
Зеленые глаза горят охотничьим азартом, и так ярко горят, что не допустят бегства добычи.
Повторяю:
– Кое-что другое.
– Что?
Голос звучит не просто требовательно: он почти приказывает. И я пробую попросить:
– Давайте не будем сейчас об этом говорить, hevary.
– Я хочу сейчас!
– Это не лучшее время, да и…
– Сейчас же! Или хозяин дома не желает выполнить желание гостьи? Разве это не нарушение законов, которые старше самой Империи?
Законы гостеприимства, будь они прокляты! Хозяин, в самом деле, не может отказывать гостю. Ни в чем. Правда, и гость не должен злоупотреблять своими правами, ведь, в конце концов, он сам может оказаться в таком же точно положении…
Придется ответить. Двое суток уже минуло, кровь частично вернула силу своему току, и ничего чрезмерно страшного не произойдет. Правда, время восстановления слегка увеличится, но у меня впереди целый Зимник. Опять раздеваться? Так я окончательно простужусь.
– Вечный и Нетленный, Справедливый и Беспощадный, Всезнающий и Всемогущий, яви печать своей дщери.
В пределах мэнора мне нет нужды искать отголоски Хаоса, потому что дом наполнен ими. Каждый поток воздуха, слабый или сильный, теплый или почти ледяной, летящий по лабиринту коридоров, несет в себе дыхание Заклинательницы. Каждый камень стен отмечен взглядом Сэйдисс. Каждый миг существования слуги подчинен воле повелительницы.
Сари смотрит, как завороженная, даже моргать забывает. Смотрит на вспухающие под кожей дорожки ручейков. Смотрит на алые капли, сочащиеся через разрывы в коже. Смотрит на ослепительно белое сияние печати, не отводя глаз, в которых к восторгу чуда медленно, но верно примешивается ужас…
А потом, как только последний огонек гаснет, и швы рубцов плотно стягивают раны, девчонка не может удержаться и касается ладошкой моей груди. На краткий миг.
– Горячо!
– Конечно: кровь и должна быть горячей.
– Ты… – она медлит с очередным вопросом, позволяя мне одеться. – Значит, мне не приснилось?
– Что именно?
– Знак, пылающий перед глазами и внутри меня. Я думала, это только сон.
Сари все же запомнила происходившее в «бессоннице»? Плохо. А может, хорошо. Но теперь она потребует объяснений. Наверняка.
– Нет, не сон. Это…
– Печать Заклинателя Хаоса. Я знаю.
Зеленые глаза вдруг становятся не по-детски серьезными, и у меня вырывается удивленное:
– Откуда?
– Мне… рассказывали. Учитель. Но я не думала, что когда-нибудь увижу… Я считала, такое с людьми больше не делают. Скажи, почему ты носишь в себе печать? Когда ее нанесли?
А девчонка не проста. Учитель рассказывал? Интересно, чему еще он научил свою подопечную.
– Мое тело родилось с ней.
– Но это означает…
– Моя матушка отмечена печатью. Поэтому нам не нужны браслеты, чтобы получить покровительство мэнора. Мы и так его части.
– Части? Но это же… Это… самое настоящее рабство!