– Что он говорит?!
– То, что Вы хотели услышать. Наверное.
Подозреваю, в этот миг Валлор снова улыбается. Тонко-тонко. Сочувствующе.
– Он должен отвечать на вопросы!
– Он отвечает. Возможно, Вы неправильно их задаете.
По тени на полу понимаю, что надо мной кто-то склоняется.
– Какое сейчас время года?
А, это Валлор решил пошутить. Что ж, подыграю.
– Зима.
– Какой месяц?
– Око Аурин.
– Видите? Он вполне внятно отвечает на внятные вопросы. Попробуйте снова.
– Описания средоточений. С чего Вы начинаете, когда собираетесь их делать?
– Выпиваем по кувшину эля. Обычно. Если нет денег на что покрепче.
Кажется, Салим начинает рычать. Валлор ухмыляется:
– Вы снова допустили ту же ошибку. Спрашивайте четко и прямо, по предмету.
– Как я могу спрашивать четко и прямо, если не знаю, что такое это клятое средоточение! – Взрывается живчик, переходя на визг.
– Чем тогда я могу помочь?
– Он так и не будет отвечать?
– Он отвечает так же, как его спрашивают.
– Да что тогда в Вас толку?!
– Я ослабляю волю и устраняю сопротивление, но я не обязан решать Ваши проблемы вместо Вас.
– Верните деньги!
– Увы, не могу. И Вам не советую нарушать договоренность.
В голосе Валлора ленивой кошкой выгибает спину угроза.
– Да-да, конечно! – Салим идет на попятный. – Конечно, Вы не можете, но тогда… Уничтожьте его рассудок! Сделайте из него слюнявого идиота!
– Куда уж больше-то…
Это точно: слюна течет, не останавливаясь, и, наверное, я весь уже ею залит. То еще зрелище, насколько могу представить.
– Он не должен остаться в здравом уме! Хоть это Вы можете?
– Могу, разумеется, но только с тем, кто никогда не сходил с ума.
– Как это?
– Не хотелось бы утомлять Вас пояснениями, тем более, многого Вы и не сможете понять… Говоря проще, можно сдвинуть с места рассудок, который стоял. Но если ум человека уже был когда-либо поврежден, он становится гибким, как тетива лука: сколько не натягивай, она все равно вернется обратно.
– Тетиву можно порвать!
– Да. Со временем. Но как раз его у Вас, кажется, и нет…
Одновременно со словами Валлора распахнулась дверь, и комната, судя по топоту, наполнилась людьми.
– Что здесь происходит? Какое право Вы имеете на проведение допроса? Взять его!
Шум, гам, всеобщее волнение, через которые пробивается пронзительный крик.
– Тэйлен!
Она шарит пальцами по моему телу, словно пытается что-то найти, тискает, гладит лицо, старается заглянуть мне в глаза, но это слишком трудно сделать. И слава Хаосу! Какой идиот пустил сюда Ливин?!
– Что с ним? Скажите, умоляю вас, он умер?!
Лучше бы умер, честное слово. Но Валлор не может и не хочет лгать:
– Нет, hevary. Он жив и довольно скоро будет в полном порядке. Насколько это возможно.
– Когда?
– Если Вы не будете мне мешать, скоро. Если будете… Можете и не дождаться.
– Да, конечно, делайте, что должно! Но Вы обещаете?
– Что?
– Он поправится?
– Будьте любезны увести эту женщину, кто-нибудь!
О, она и Валлора довела. Славная у меня будет жена… Если, конечно, ответит согласием.
Мечтаешь любить?
Научись быть любимым,
Хоть самим собой.
Наверное, как только люди научились размышлять, они начали задумываться о связи души и тела, двух совершенно разных, но имеющих смысл только в сочетании вещей. Тело – предмет сугубо материальный, доступный во всех ощущениях: его можно увидеть, пощупать, лизнуть, куснуть и даже понюхать. Не говоря уже о том, что оное тело может так вам наподдать, что мало не покажется. С душой сложнее. Она, во-первых, невидима. Во-вторых, не имеет материального воплощения. В-третьих (вытекающих из вторых), вкуса у нее тоже нет, потому что пожевать и проглотить нечего. Да и пытаться уловить ее аромат носом тоже бесполезно. В общем, штуковина получается странная: вроде почувствовать невозможно, но тем не менее, что-что, а наличие души определяется сразу. По живости тела. Потому что как только двое этих любовников расстаются друг с другом, жизнь прекращается. Правда, какое-то время тело еще может создавать видимость живого (то бишь, теплого и дышащего), но недвижного, как камень, предмета. Какое-то время… Недолгое, чего уж греха таить.
Так вот, с давних времен люди определили, что живут только благодаря мирному соседству двух разных вещей в одной и той же точке времени и пространства. Но если вещи не являются единым целым, их можно разделить, не так ли? Причем, разделить без особого ущерба для каждой из них. Если не усугублять, разумеется. Именно на этом предположении и основывалось искусство Заклинателей Хаоса вести допросы. Точнее, Заклинатели лишь готовят допрашиваемого для искомого действа, приводя в такое состояние, когда у него отсутствует возможность для сопротивления.
Что используют палачи в своем деле? Боль и ее отражение в сознании жертвы. Но изначально порождается боль телесная, приходящая извне, и только долгим и скучным путем она достигает души, заставляя человека переживать страдания полнее и ярче, чем это происходит в действительности. Проще говоря, задействуется воображение. Поэтому, кстати, пытки далеко не всегда приводят к желаемому результату: если человек в достаточной мере владеет своими мыслями, он способен отделить боль телесную от душевной, и тогда даже самый искусный палач окажется бессилен. Но Заклинатели действуют иначе, заставляя испытывать боль и страх не только тело, но и душу. Конечно, им в немалой степени помогает укоренившееся в умах представление о всемогуществе Детей Хаоса. Кстати, имеющее под собой основание, но не об этом речь…