Берег Хаоса - Страница 88

Когда жертва узнает, что предстоит встреча с Заклинателем, ее охватывает ужас, впитанный еще с материнским молоком и усугубленный бабушкиными сказками о чудовищах, способных в единый миг уничтожить целый город. Таким образом, еще до начала допроса сознание человека оказывается расшатанным, ожидающим любого поворота событий, но, заметьте, поворота только к худшему. Как ни убеждай, как ни успокаивай, не поможет: допрашиваемый будет готовиться к чему-то ужасному и непонятному. И когда это «ужасное» начинает происходить… Приходит растерянность. Заклинатель не причиняет боли. Он лишь помогает той, что уже имеется, разрастись до огромных размеров. Помогает прорасти зерну Хаоса.

Достаточно малого: ослабить ниточки, связывающие тело и душу. Нарушить крепкие объятия, оставив касание лишь кончиками пальцев. Для того, кто никогда не расставался, угроза остаться в одиночестве – самая страшная. Страшнее даже смерти, потому что, умирая, мы все же чувствуем, что умираем цельными, духовно и телесно. А Заклинатель доказывает, что может быть и иначе. Более того, когда опытный мастер ослабляет связь души с телом, он к тому же показывает, как тело начинает гибнуть. Но ведь связи не порваны окончательно, верно? И сосуд, стенки которого еще помнят теплую ласку вина, начинает умолять: вернись! Вернись, пока это возможно!.. Мало кто устоит перед отчаянными просьбами тела. Только тот, кто уже расставался с ним, да и то, вряд ли. Мне, к примеру, было страшно, хотя я совершенно точно знал: вернусь. Точнее, буду возвращен, что бы ни случилось.

– Ладно, хватит разыгрывать из себя хладный труп: все в порядке. Я проверил.

– Знаю.

– Тогда почему…

– Я могу получить хоть немножко покоя?

– Оно тебе надо?

Валлор сидит в кресле, закинув ноги на стол, а taites, которые мне подарила магичка из Кенесали и которые я любовно разложил на покрытом платком блюде, кружатся в воздухе, выстраиваясь затейливыми цепочками, разлетаясь в стороны, снова приникая друг к другу.

– Смотри, не растеряй.

– За кого ты меня держишь?

«Капли» падают на стол и, скача по нему, как зайцы, добираются до блюда, где, недовольно потершись боками, наконец, застывают в неподвижности.

Я сажусь на постели и свешиваю ноги вниз. Все-таки, ощущения еще не стали прежними: пальцы кажутся онемевшими, шея немилосердно затекла, а желудок совершенно явственно крутит. Впрочем, он пустой, и с этой стороны неприятностей не грозит. Но по меньшей мере сутки уйдут на окончательное восстановление всего и вся.

Валлор ухмыляется:

– А ты обрадовался, когда меня увидел.

– Это было так заметно?

– Для меня – да. Хорошо, когда есть друг?

Отрицать очевидную правоту? Ни к чему.

– Хорошо. Но я был готов встретить любого Заклинателя.

– Так-таки и любого?

– Да, с тобой мне повезло, не спорю. Но если бы нашелся другой отлученный, что изменилось бы?

– Исход.

– Самое большее, я мог умереть.

– Этого мало?

– Этого недостаточно для страха.

Валлор опускает взгляд.

– Да, ты не боялся смерти. Но ты боялся чего-то иного, более ужасного по твоему разумению. И когда увидел меня, в твоих глазах на мгновение вспыхнула такая радость… Ты нашел что-то важнее жизни?

– Да.

Голубая глубина глаз Заклинателя снова смотрит на меня.

– Я нашел ее смысл. Для себя…

…Лето в северных провинциях скоротечно, но и оно в силах подарить тепло телу. Вот только не каждый способен ощутить это самое тепло в полной мере. Я не способен. Пока. И возможно, никогда не научусь это делать: кутаюсь в плащ, спрятавшись между камнями от ветра. Но не от Валлора.

– Я пришел попрощаться.

– Знаю. Одобрить не могу.

– Но ты понимаешь?

– Понимаю. Только я бы так не поступил.

Голубые глаза сияют робкой мольбой:

– А как бы ты поступил? Как?

Пытаюсь пожать плечами. Не получается. Точнее, движение мысли все же передается телу, но становится не изящным жестом, а судорогой.

– Это неважно.

– Не знаешь… А раз не знаешь, то не осуждай других!

– Кто-то говорил об осуждении? Я всего лишь не одобряю.

– Почему?

С завистью оглядываю статную фигуру Валлора.

– Потому.

– Не веди себя, как ребенок!

– А как я должен себя вести?

Он нарочно меня злит, что ли? Встаю, оказываясь ростом всего лишь по грудь моему недавнему противнику.

– Кого ты видишь, Вэл?

Задираю голову, чтобы поймать его взгляд.

– Скажи, кого? Только не лги!

Он молчит. Слишком долго, заставляя меня самого отвечать на свой вопрос:

– Ты видишь двенадцатилетнего мальчишку, еще не оправившегося от лихорадки. Слабого, никчемного и бесталанного. А хочешь, чтобы этот мальчишка вел себя, как взрослый, к тому же облеченный могуществом? Это невозможно.

– Тэл, ну какая разница, как ты выглядишь? Ведь внутри ты…

– Внутри? – Следовало бы горько рассмеяться, но в исполнении ребенка подобный жест выглядел бы смешным, а не трагичным. – Внутри я точно такой же. Я ничего не могу, понимаешь? Я больше НИЧЕГО НЕ МОГУ!

– Ты так в этом уверен? – Валлор пытается избавить свой голос от тени сомнения, чтобы ободрить меня. Тщетно.

– Я все испробовал, Вэл. Все, что только мог. Все, что знал сам и знали другие.

– Но не может же случиться так, чтобы…

– Душа только управляет. Тем, что есть. А мое… теперешнее тело не способно на игры с Хаосом. Я ничего не забыл, только все знания стали бесполезны. Они не нужны мне. Больше не нужны. Да и жизнь…

– Тэл, не смей так говорить!